Коялович М. О.

КОЯЛОВИЧ Михаил Осипович (20.09[2.10].1828—23.08 [4.09].1891), историк и публицист. Родился в семье православного священника. Окончил Супрасльское духовное училище, а затем в 1851 закончил Литовскую духовную семинарию. В 1855 завершил курс в С.-Петербургской духовной академии. С 1856 преподавал на кафедре сравнительного богословия и русского раскола, а в следующем году перешел на кафедру русской церковной и гражданской истории. Начал печататься с 1858, когда в журнале «Христианское чтение» вышла первая его научная статья «Замечание об источниках для истории Литовской унии».

Вышедшее в 1859—61 исследование «Литовская церковная уния» было защищено Кояловичем как магистерская диссертация. В 1873 защитил докторскую диссертацию под названием «История воссоединения западнорусских униатов старых времен (до 1800)». С 1873 — ординарный профессор С.-Петербургской духовной академии.

С 1888 Коялович вместе с сыном Михаилом стал издавать политико-литературный еженедельный журнал «Правда», сотрудничал в издаваемой И. С. Аксаковым газете «День», а также в консервативном журнале «Гражданин».

Коялович автор исследования «История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям». Белорус по происхождению, Коялович был общерусским писателем и отстаивал единые для всех русских православные идеалы. «История русского самосознания» представляет яркий пример особого национального мышления. Мышления, появляющегося только в уникальной обстановке империи, допускающей любые культурные традиции, но требующей государственного единомыслия. Выходец из-под Гродно, Коялович первым в научной русской литературе широко исследовал историю русского самосознания. Не будучи теоретиком, он не развивает в своем труде философских концепций русского самосознания, а скрупулезно, по деталям выявляет и анализирует исторические памятники и научные сочинения, тематически касающиеся исследуемой им проблемы. «Главнейшая задача, — как писал он, — которую я старался выполнить и которая обозначается самим заглавием книги, могла бы быть поставлена гораздо шире. Можно было бы проследить русские сочинения по всем у нас наукам, не исключая даже естествознания и математики, и показать, какие русские особенности они отражают в себе». Но, считая невозможным поставить перед собою такую титаническую задачу, Коялович оставляет объектом исследования лишь историческую науку. Главное внимание он обращает на связь и преемственность научных школ в изучении русской истории, на «постепенное развитие русского научного сознания по отношению к нашему историческому прошедшему».

Хорошо изученная литература времен Киевской и Московской Руси у Кояловича дается лишь в кратком обзоре, где в нескольких небольших главах анализируются русские первоисточники (летописи, послания, государственные акты, поучения и т. п. литература) и иностранные свидетельства о России.

Особое значение в труде проф. Кояловича имеет изложение периода нового послепетровского времени, когда появляются научные исследования по русской истории. Конечно, не он первый начал выявлять в русской науке исторические школы, это делали и до него, но его заслуга состоит в том, что он выработал целостную систему классификации школ русской истории и первым смог изложить историю русской исторической науки.

Выстраивая преемственность исследования русской истории (от трудов Байера, Миллера, Татищева, Ломоносова к работам историков екатерининского времени Шлецеру, кн. Щербатову, Болтину), Коялович выделил важный момент «перехода» в XVIII в. центра изучения русской истории из Академии наук в С.-Петербурге в новый центр — Москву. В частности, это объясняется им переездом туда Миллера и Новикова. Именно из их среды, из среды молодых людей, связанных с Московским университетом и новиковским кружком, вышел затем Н. М. Карамзин.

Появление «Истории государства Российского» разделило русскую историческую науку на две противоположные школы — союзников Карамзина и скептиков. Эти школы, в свою очередь, имели прямое отношение к появлению западничества и славянофильства с их историческими концепциями. Научное противостояние русских национально мыслящих ученых прибалтийским ученым-немцам и школе скептиков, а также влияние на их научные взгляды работ западнославянских историков сформировали уже не только научные школы, а два противоположных взгляда на русскую историю. Западничество (Пыпин, Чичерин, Иконников, Чаадаев и др. публицисты) и славянофильство (К. Аксаков, И. Беляев, Ю. Самарин, В. Лешков) выставили два мировоззрения, две взаимоисключающие шкалы оценок нашего прошлого.

На какое-то время эти споры были отодвинуты на второй план появлением в исторической науке огромного труда С. М. Соловьева «История России» с его родовой теорией быта — работы, ставшей классической.

Последующее развитие изучения русской истории, по Кояловичу, связано с тремя более или менее пересекающимися направлениями исторической науки. Во-первых, с последователями С. М. Соловьева, развивавшими его положения государственной школы. Во-вторых, с петербургской школой К. Н. Бестужева-Рюмина и Е. Е. Замысловского, уделявшей особое внимание изучению первоисточников. А в-третьих, с тесно связанной с археологией группой историков (Д. И. Иловайского, С. Гедеонова и И. Е. Забелина), опровергавших норманнскую теорию происхождения русской княжеской династии.

Как писал в своей рецензии на книгу Кояловича акад. К. Н. Бестужев-Рюмин, автор ставил своей целью «допросить каждое явление (литературное или научное. — М. С.) о том, насколько оно послужило выражению народного самосознания, и с этой точки зрения произносит над ним свой суд».

Будучи непримиримым борцом с «объективизмом» в науке, не веря в его реальную возможность, Коялович считал его вредным. Он открыто заявлял свой постулат как ученого: «Не доверяйте обманчивой объективности, в истории ее меньше всего; в истории почти все субъективно». Выработав многолетними научными занятиями уверенность в неизбежности и положительности для историка субъективного взгляда на исторический процесс, Коялович дал в «Истории русского самосознания» панораму или энциклопедический свод всех на его время существовавших систем и мнений, или, как он их называл, «субъективизмов» понимания русской истории. Проанализировав их все, он «показал, что лучший из них — это так называемый славянофильский субъективизм». «Он лучше других, — утверждал профессор, — и в народном, и в научном смысле, и даже в смысле возможно правильного понимания и усвоения общечеловеческой цивилизации».

Впервые изданная в 1884, книга была широко распространена в среде читающей русской публики. Благодаря своей необычной для того времени страстности, она стала настольной книгой многих выдающихся деятелей России. Так, И. Аксаков писал, что «История русского самосознания» — «это превосходнейший и крайне полезный труд». Л. Тихомиров считал обязательным иметь ее у себя каждому думающему человеку.

Соч.: Литовская церковная уния. Т. 1—2. СПб., 1859—62; Лекции по истории Западной России. СПб., 1864; Воссоединение западнорусских униатов старых времен (до 1800). СПб., 1873; Три подъема русского национального духа для спасения нашей государственности во времена самозванческих смут. СПб., 1880; История русского самосознания по историческим памятникам и научным сочинениям. СПб., 1884.

Лит.: Чистович И. С. С.-Петербургская духовная академия за последние 30 лет (1858—88). СПб., 1889; Пальмов И. С. Памяти Михаила Осиповича Кояловича. СПб., 1891; Черепица В. Н. Михаил Осипович Коялович. История жизни и творчества. Гродно, 1998; Смолин М. Б. Очерки Имперского пути. Неизвестные русские консерваторы 2-й пол. XIX — 1-й пол. XX в. М., 2000.